Современные славянофилы. – Начало Русского собрания - Ангел Богданович

Тотъ націонализмъ, образчикомъ котораго служатъ "Заря", "Москва" и "Русское собраніе" въ "Петроградѣ", настолько чуждъ нашему обществу, что всякая попытка привить его намъ заранѣе осуждена на смерть. Славянофилы перваго призыва, Хомяковъ, Кирѣевскій, затѣмъ И. С. Аксаковъ, ихъ наиболѣе видный наслѣдникъ, были, дѣйствительно, люди выдающагося ума, таланта и благородной души, и тѣмъ не менѣе ничего не сдѣлали. Они дали нѣсколько интересныхъ образцовъ, лучше сказать попытокъ своеобразной философіи, которыя прошли почти безслѣдно для русской культуры – въ наукѣ, искусствѣ и еще менѣе въ русскомъ общественномъ сознаніи. Думать, что маленькіе эпигоны этихъ дѣйствительно большихъ людей смогутъ болѣе удачно справиться съ задачей обособленія Россіи отъ всего европейскаго, просто смѣшно, когда читаешь "выкликанія" такихъ "мыслителей", какъ всѣ упоминаемые выше гг. Московцы, У-скіе, Славяноборы и Востоковѣды. Могутъ возразить, что время было тогда неблагопріятное для дѣла Хомяковыхъ и Кирѣевскихъ, а теперь именно такой моментъ, когда и общественное мнѣніе болѣе склонно къ націонализму, и условія общія – тоже. Это глубоко ошибочно, такъ какъ условія современной жизни меньше всего могутъ поощрять всякія націоналистическія попытки, и въ этомъ вся суть. Россія такъ тѣсно связана теперь съ общеевропейскими интересами и матеріально, и идейно, что отдѣлить насъ отъ Запада не смогъ бы и второй Петръ Великій, буде такой феноменъ вторично бы повторился въ исторіи. И развѣ только г. Меньшиковъ можетъ договориться до "китайской стѣны" въ своемъ іудушкиномъ пустословіи. Въ одномъ изъ послѣднихъ номеровъ "Нов. Времени" (отъ 14-го іюля) онъ разработалъ даже цѣлую программу "Россіи для русскихъ", обнаруживъ въ ней поистинѣ пошехонское невѣжество въ народномъ хозяйствѣ и финансахъ. Пусть читатели простятъ намъ небольшую выдержку изъ этихъ іудушкиныхъ рѣчей о "Россіи для русскихъ", – онѣ очень характерны не только для г. Меньшикова.

"Допустимте на минуту, – пустословитъ г. Меньшиковъ, – что это возможно, что это уже случилось, что европейскія границы закрыты для нашего хлѣба. Разъ нѣтъ вывоза – нѣтъ и ввоза; все то, что наше образованное общество получаетъ на Западѣ, оно будетъ вынуждено покупать дома. Какъ вы думаете – будетъ-ли это большимъ несчастьемъ?" – вопрошаетъ нововременскій Порфирій Владиміровичъ Головлевъ, и продолжаетъ съ наслажденіемъ пустословить: "Мнѣ кажется, первымъ послѣдствіемъ закрытія границы, будетъ стремительный подъемъ русскихъ производствъ. Къ намъ точно съ неба упадетъ тотъ рынокъ, отсутствіе котораго угнетаетъ всѣ промыслы и котораго мы напрасно ищемъ въ Персіи, Туркестанѣ, Турціи. Къ намъ вернется изъ-за границы нашъ русскій покупатель – все образованное общество, весь богатый классъ. Спросъ на внутренніе товары подымется на сумму теперешняго ввоза: подумайте, какой это электрическій толчокъ для "предложенія"!.. Что же касается избытка хлѣба, прежде вывозившагося, то "и съ хлѣбомъ не будетъ большой бѣды. Не станутъ его покупать у насъ – хлѣбъ останется дома. Онъ тотчасъ упадетъ въ цѣнѣ и сдѣлается болѣе доступнымъ народной массѣ. Исчезнетъ эта страшная язва – недоѣданіе; можетъ быть, исчезнутъ и голодовки: ихъ не было, или они не были столь острыми до той эпохи, когда Россія стала выбрасывать за границу цѣлыя горы зерна. Въ старинныя времена въ каждой усадьбѣ и у каждаго зажиточнаго мужика бывали многолѣтніе запасы хлѣба, иногда прямо сгнивавшіе за отсутствіемъ сбыта. Эти запасы застраховывали отъ неурожаевъ, засухъ, гессенскихъ мухъ, саранчи и т. п… Если вновь появится избытокъ хлѣба въ странѣ, народъ поздоровѣетъ, отъѣстся, говоря грубо, – соберется съ силами для борьбы со стихійными бѣдствіями" и т. д., и т. д.

Можно ли возражать противъ такого безпримѣрнаго пустословія, обезоруживающаго своимъ наивнымъ невѣжествомъ? Въ невинности души своей г. Меньшиковъ увѣренъ, что изъ-за границы Россія получаетъ только дорогія вина, сигары и бархатъ. Только одинъ щедринскій Іудушка могъ бы побѣдоносно выступить противъ и потопить словоизверженіе г. Меньшикова въ собственномъ пустословіи, въ родѣ, напр., такой реплики: "Ахъ, ахъ, ахъ! А я еще думалъ, что вы, г. Меньшиковъ, справедливый человѣкъ, степенный! Ну, а мнѣ-то, скажите, чѣмъ мнѣ-то жить прикажете? Я-то откуда свои расходы долженъ удовлетворить? Вѣдь у меня сколько расходовъ – знаете ли вы? Конца краю, голубчикъ, расходамъ у меня не видно! Я и тому дай, и другого удовлетвори, и третьему вынь да положь! Всѣмъ надо, всѣ Порфирія Владиміровича теребятъ, а Порфирій Владиміровичъ отдувайся за нихъ! Опять и то: кабы я купцу рожь продалъ – я бы денежки сейчасъ на столъ получилъ. Деньги, братъ, святое дѣло. Съ деньгами накуплю я себѣ билетовъ, положу въ вѣрное мѣсто и стану пользоваться процентами! Ни заботушки мнѣ, ни горюшка; отрѣзалъ купончикъ – пожалуйте денежки. А за рожью-то я еще походи, да похлопочи около нея, да постарайся! Сколько ея усохнетъ, сколько на розсыпь пойдетъ, сколько мышь съѣстъ! Нѣтъ, братъ, деньги какъ можно!" и т. д., и т. д. до безконечности, какъ и г. Меньшиковъ, неутомимо истощающій свои рѣчи о мужикѣ, о Россіи для русскихъ и проч.

Столь же основательны и утвержденія нашихъ славянофиловъ современнаго толка объ особомъ національномъ духѣ, который имъ только однимъ удалось узрѣть и, по мѣткому выраженію г. Струве (въ его статьѣ "Въ чемъ же истинный націонализмъ?", напечатанной первоначально въ "Вопросахъ философіи и психологіи"), "снять съ него даже не одну фотографію въ разныхъ позахъ – религіозной, государственной, общественной". Каждый изъ нихъ вкладываетъ въ эти формы свое содержаніе и требуетъ затѣмъ общаго преклоненія, отметая все, что не укладывается въ его формочку, яко ересь, и взывая къ охранѣ. Они желали бы остановить самую жизнь и заковать ее въ излюбленныя оковы "національнаго духа". "Практически это – грубое посягательство на естественное право "исканія", – говорится въ упомянутой статьѣ,– на право и обязанность человѣка, какъ такового, безконечно совершенствовать культуру". Отсюда проистекаетъ та мертвенность, которою отдаютъ всѣ славянофильскія современныя рѣчи. Тамъ, гдѣ все въ движеніи, въ исканіи, въ творчествѣ новыхъ и новыхъ идей, они желали бы внести нѣчто незыблемое, утвердить на вѣки вѣчные нѣкоторое status quo, какъ раскольники – букву вмѣсто духа. Между тѣмъ, "національный духъ созидается въ вѣчно творческомъ процессѣ народной жизни, онъ не застываетъ никогда ни въ какую сущность до тѣхъ поръ, пока не превращается этотъ процессъ; поэтому національный духъ не соизмѣримъ съ тѣми формулами, въ которыя его стремятся втиснуть отдѣльныя лица, направленія и поколѣнія, онъ не тождественъ съ тѣми содержаніями, которыя націоналисты всѣхъ сортовъ такъ старательно пытаются одѣть его соблазнительною, вѣчно юною и пышною тканью. Никто и ничто, никакая формула, ни трехчленная, ни двухчленная, ни одночленная, не можетъ и не имѣетъ права сказать: національный духъ – это я.

"Мы рѣшительно отвергаемъ, – говоритъ г. Струве въ томъ же мѣстѣ упомянутой статьи, – какъ нелѣпое и – да будетъ позволено такъ выразиться – наглое притязаніе присвоить какимъ-нибудь содержаніемъ величество національнаго духа. Но мы знаемъ, какъ можно "въ духѣ и истинѣ"служитъ этому величеству. Для этого нужно не указывать властной рукой творческому процессу жизни его путей, а пролагать и расчищать ихъ для свободнаго исканія, памятуя, что только свобода творчества обезпечиваетъ національной культурѣ полноту и богатство содержанія, красоту и изящество формы" {Цитируемъ по сборнику "На разныя темы", стр. 636 и слѣдующія.}.

Свѣжестью повѣяло на насъ отъ этихъ словъ послѣ того, какъ намъ пришлось одолѣть "Зарю" и "Москву" съ ихъ специфическимъ духомъ, отъ котораго, что называется, не продохнешь. Духъ этотъ, однако, не опасенъ, такъ какъ ютится онъ всегда на задворкахъ культуры и, по мѣрѣ роста послѣдней, все болѣе и болѣе вытѣсняется за предѣлы общественнаго сознанія. Правда, по временамъ онъ какъ будто оживляется, крѣпнетъ и овладѣваетъ болѣе слабыми умами, какъ, напр., въ недавніе годы во Франціи. Это всегда совпадаетъ съ какимъ-нибудь важнымъ кризисомъ въ ростѣ общества и вмѣстѣ съ минованіемъ его исчезаетъ. Но еще никогда не бывало, чтобы окончательная побѣда принадлежала узкому націонализму, и его непремѣннымъ членамъ – шовинизму, антисемитизму и прочимъ его исключительнымъ качествамъ, – такая побѣда означала бы смерть культурѣ, смерть человѣку, какъ существу, имѣющему право "на самочинное мышленіе и дѣйствованіе*.

"Если вѣрно, что "нація есть начало духовное", – говоритъ г. Струве въ заключеніе упомянутой статьи о націонализмѣ,– то истинный націонализмъ не можетъ быть ни чѣмъ инымъ, какъ безусловнымъ уваженіемъ къ единственному реальному носителю и субъекту духовнаго начала на землѣ – къ человѣку. Провозгласить такое уваженіе принципомъ развитія національнаго духа не значить бросить громкую фразу. Это значитъ выговорить точное и строгое нравственное правило, вѣрность которому налагаетъ тяжелыя и отвѣтственныя обязательства".